Впервые мы занимались крупным международным проектом, производство которого проходило в четырех странах. Часть мы снимали в Казахстане, часть в Беларуси и в Украине, сцену – в России! Планируя этот проект, мы стремились к тому, чтобы он стал международной площадкой для рождения новых артистов. И не только из числа победителей. Как минимум для двух финалистов – Славы Басюла и Маркуса Ривы проект также уже стал трамплином на большую сцену – они начинают сольную карьеру. Вообще, надо особенно отметить, что еще за несколько недель до окончания проекта финалистов «Хочу к Меладзе» букировали промоутеры. Для меня это один из показателей того, что сериалити вызвало резонанс у телезрителей.

Нужно было либо сворачиваться, прячась каждый по своим углам, либо продолжать диалог, но уже на языке творчества. Я выбрал второе, т.к. абсолютно убежден в том, что в самые сложные времена творческие люди обязаны отвечать за то, чтобы никто не закрывался в коробках. Именно эта позиция помогла создать проект в тяжелейших условиях. Со сцены «Хочу к Меладзе», а сериалити шло и на российском НТВ, от наставников, от Меладзе, от ребят, из их песен и номеров, звучали такие призывы, которые в принципе уже ни на одном российском канале из-за цензуры невозможно услышать и увидеть. Мы взывали к разуму и сердцу в тех формах, в которых это было возможно сделать в рамках подобного проекта. Сцена «Хочу к Меладзе» оказалась, наверное, последней ТВ-площадкой, на которой не сходили с ума, а показывали, как надо учиться жить в мире.

Никакого ропота не было. Все знают, что я украинский режиссер и работаю с украинским продакшном. Видимо, моя позиция с самого первого дня была достаточно конкретной и громкой, я не скрывал ее, публично писал об этом в соцсетях и заявлял в разговорах.

Команда была везде нашей – та самая, что работала на проекте «Хочу в ВИА Гру». Безусловно, это было достаточно тяжелой финансовой нагрузкой для продакшна: наша группа, которая снимала концерты в Москве – а это 144 человека – нуждалась в том, чтобы ее перевезли, разместили, накормили и прочие расходы. Это десятки тысяч долларов потерянной прибыли. Но для нас это были принципиальные расходы, и мы пошли на них, о чем нисколько не пожалели.

Более того, за эти весну и лето я снял лишь один клип – «Девочка моя» для Веры Брежневой.

Абсолютно нет, поскольку я занимался невероятно интересным для меня процессом – снимал реалити-сериал, где у меня были такие задачи по драматургии, будто я работал над фильмом.
Сейчас открылся осенний сезон, мы снова начали снимать клипы, провели работу с Даном Баланом, Анитой Цой, сейчас готовим клипы для Макса Барских, ведем переговоры еще с несколькими артистами. Теперь наступит период клипов, но недолгий. Сейчас я хочу попробовать в работе что-то откровенно новое – в стилистике, в повествовании, потому что не интересно топтаться на месте.

Да, в том числе и ставил номера. В постановке на песню Линды«Мир стал на колени», я для себя решил, что она о детях, которые сейчас в Донецке, и мы на этом сделали главный акцент в драматургии. Потому что дети, которые в песочнице могут найти каску или пистолет – это острая, страшная тема. Особый трепет у меня возник, когда мы решили в последний момент сделать номер, где все восемь финалистов – а я их всех считаю победителями шоу – спели некий общий гимн. Выбор пал на композицию Александра Пономарева – «Вона». Ребята выучили песню за день и уже на следующий вышли на сцену и потрясающе ее исполнили.

Мой отец очень многим помог выехать из Донецка. Осталась там тетя, которая говорила маме: а как же мои собаки? Я в любой ситуации много внимания уделяю деталям, очень внимательно к ним отношусь, и вот когда тетя говорит: «Мне страшно, но я не могу уехать, ведь здесь мои собаки, кто их будет кормить?», меня это бьет в самое сердце...